ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

- один из главных русских поэтов послепушкинской эпохи, родился 6 декабря 1820 г. в Рязани, сын чиновника; учился в местной гимназии, потом в Московском университете, где его товарищами были Фет и С.М. Соловьев . По окончании курса Полонский, в качестве домашнего учителя, провел несколько лет на Кавказе (1846 - 52), где был помощником редактора *Закавказского Вестника* и за границей. В 1857 г. женился, но скоро овдовел; во второй раз в 1866 г. женился на Жозефине Антоновне Рюльман (скульптор-любительница, известная бюстом Тургенева , поставленным в Одессе). По возвращении в Россию он долго служил цензором в комитете иностранной цензуры; с 1896 г. состоит членом совета главного управления по делам печати. В совокупности стихотворений Полонского нет той полной гармонии между вдохновением и размышлением и того убеждения в живой действительности и превосходстве поэтической истины сравнительно с мертвящей рефлексией, каким отличаются, например, Гете, Пушкин , Тютчев . Полонский был очень впечатлителен и к тем движениям новейшей мысли, которые имели антипоэтический характер: во многих его стихотворениях преобладает прозаичность и рассудочность; но там, где он отдается чистому вдохновению мы находим у него образцы сильной и своеобразной поэзии. Типичные стихотворения Полонского имеют ту отличительную черту, что самый процесс вдохновения - переход или порыв из обычной материальной и житейской среды в область поэтической истины - остается ощутительным. Обыкновенно в поэтических произведениях дается готовый результат вдохновения, а не самый подъем его, остающийся скрытым, тогда как у Полонского он чувствует иногда в самом звуке его стихов, например: То не ветер - вздох Авроры Всколыхнул морской туман... В одном из первых по времени стихотворений, Полонским как будто заранее очерчены область и характер его поэзии: Уже над ельником из вершин колючих Сияло золото вечерних облаков, Когда я рвал веслом густую сеть пловучих Болотных трав и водяных цветов... От праздной клеветы и злобы черни светской В тот вечер наконец мы были далеко И смело ты могла с доверчивостью детской Себя высказывать свободно и легко. И голос твой пророческий был сладок, Так много в нем дрожало тайных слез, И мне пленительным казался беспорядок Одежды траурной и светло-русых кос. Но грудь моя тоской невольною сжималась, Я в глубину глядел, где тысячи корней Болотных трав невидимо сплеталось Подобно тысяче живых зеленых змей. И мир иной мелькал передо мною, Не тот прекрасный мир, в котором ты жила... И жизнь казалась мне суровой глубиною С поверхностью, которая светла. *Пленительным беспорядком* отличаются произведения Полонского; есть в них и *траур* по мирскому злу и горю, но голова его музы сияет отражением небесного света; в ее голосе смешиваются тайные слезы переживаемого горя с пророческой сладостью лучших надежд; чувствительная - быть может, даже слишком - к суете и злобе житейской, она стремится уйти от них за *колючие вершины любви* *в золотые облака* и там высказывается свободно и легко с доверчивостью детской. Исходя из противоположности между тем прекрасным и светлым миром, где живет его муза, и той *суровою глубиною* действительной жизни, где сплетаются болотные растения зла своими *змеиными корнями*, Полонскому не остается (подобно Фету) при этом дуализме; не отворачиваясь безнадежно от темной действительности, не уходя всецело в мире чисто поэтических ощущений и созерцаний, он находит примирение между этими двумя областями в той идее, которая уже давно носилась в воздухе, но вдохновляла более мыслителей и общественных деятелей, нежели поэтов. У Полонского в самое художественное его настроение входит эта идея совершенствования или прогресса. Хотя он не видит в истории тех определенных положительных идеалов (христианского царства), в которые верил Тютчев, но она не есть для него только *торжище развратной толпы*, *буйной от хмеля преступлений*: он слышит в ней *глагол в пустыне вопиющий, неумолкаемо зовущий: о подними свое чело... чтоб жизнь была тебе понятна, иди вперед и не возвратно... туда, где впереди так много сокровищ спрятано у Бога*. Та безмятежно блаженная красота, которая открывается поэтическому созерцанию природы, должна будет открыться и в жизни человечества, как конец ее борьбе и тревогам; *верь знаменованью - нет конца стремленью, есть конец страданью!*. Бодрое чувство упования на лучшую будущность внушается Полонскому не одними *знамениями* природы, но и историческими переменами (например, стихотворение *На корабле*, написанное в 1856 г.). Надежды на спасение *родного корабля* поэт не отделяет от веры в общее всемирное благо. Широкий дух всечеловечности, исключающей национальную вражду, свойствен более или менее всем истинным поэтам; из русских он всех решительнее и сознательнее выражается, а после А. Толстого , у Полонского, особенно в двух стихотворениях, посвященных Шиллеру (1859) и Шекспиру (1864). Не примыкая к радикальным общественным движениям своего времени, Полонский относился к ним с сердечной гуманностью, особенно к жертвам искреннего увлечения (например, стихотворение *Что она мне - не сестра, не любовница*). Вообще, храня лучшие заветы Пушкина, Полонский *пробуждал лирой добрые чувства* и *милость к падшим призывал*. - В ранние годы надежды поэта на лучшую будущность для человечества были связаны с его юношескою безотчетной верой во всемогущество науки: Царство науки не знает предела, Всюду следы его вечных побед - Разума слово и дело, Сила и свет. Миру как новое солнце сияет Светоч науки и только при нем Муза чело украшает Свежим венком. Но скоро поэт отказался от культа науки, познающий то, что бывает, а не творящей то, что должно быть; его муза внушила ему, что *мир с могущественной ложью и с бессильною любовью* может быть перерожден лишь *иною, вдохновляющею силой* - силой нравственного труда при вере *в Божий суд или в Мессию*: С той поры, мужая сердцем, Постигать я стал, о Муза, Что с тобой без этой веры Нет законного союза. Вместе с тем Полонский решительнее прежнего высказывает убеждение, что настоящий источник поэзии есть объективная красота, в которой *сияет Бог* (стихотворение *Царь-Девица*). Лучшие и наиболее типичные из небольших стихотворений Полонского (*Зимний путь*, *Качка в бурю*, *Колокольчик*, *Возвращение с Кавказа*, *Пришли и стали тени ночи*, *Мой костер в тумане светит*, *Ночью в колыбель младенца* и другие) отличаются не столько идейным содержанием, сколько силою непосредственного задушевного лиризма. Индивидуальную особенность этого лиризма нельзя определить в понятиях; можно указать только некоторые общие признаки, каковы (кроме упомянутого в начале) соединение изящных образов и звуков с самыми реальными представлениями, затем смелая простота выражений, наконец - передача полусонных, сумеречных, слегка бредовых ощущений. В более крупных произведениях Полонского (за исключением безупречного во всех отношениях *Кузнечика-музыканта*) очень слаба архитектура: некоторые из его поэм не достроены, другие загромождены пристройками и надстройками. Пластичности также сравнительно мало в его произведениях. Зато в сильной степени обладают они свойствами музыкальности и живописности, последней - особенно в картинах кавказской жизни (прошлой и настоящей), которые у Полонского гораздо ярче и живее, чем у Пушкина и Лермонтова . Помимо исторических и описательных картин, и собственно лирические стихотворения, вдохновленные Кавказом, насыщенны у Полонского настоящими местными красками (например, *После праздника*). Благородные, но безымянные черкесы старинного романтизма бледнеют перед менее благородными, но зато живыми туземцами у Полонского, вроде татарина Агбара или героического разбойника Тамур-Гассана. Восточные женщины у Пушкина и Лермонтова бесцветны и говорят мертвым литературным языком; у Полонского их речи дышат живою художественною правдой: Он у каменной башни стоял под стеной, И я помню: на нем был кафтан дорогой, И мелькала под красным сукном Голубая рубашка на нем... Золотая граната растет под стеной; Всех плодов не достать никакою рукой; Всех красивых мужчин для чего Стала б я привораживать!.. Разлучили, сгубили нас горы, холмы Эриванские! Вечно холодной зимы Вечным снегом покрыты они! ... Обо мне В той стране, милый мой, не забудешь ли ты? Хотя к кавказской жизни относится и личное признание поэта: *Ты, с которой так много страдания терпеливой я прожил душой* и т. д., но, как итог молодости, он вынес бодрое и ясное чувство духовной свободы: Душу к битвам житейским готовую Я за снежный несу перевал... Все, что было обманом, изменою, Что лежало на мне словно цепь, - Все исчезло из памяти - с пеною Горных рек, выбегающих в степь. Это чувство задушевного примирения, отнимающего у *житейских битв* их острый и мрачный характер, осталось у Полонского на всю жизнь и составляет преобладающий тон его поэзии. Очень чувствительный к отрицательной стороне жизни, он не сделался, однако, пессимистом. В самые тяжелые минуты личной и общей скорби для него не закрывались *щели из мрака к свету*, и хотя через них иногда виделось *так мало, мало лучей любви над бездной зла*, но эти лучи никогда для него не погасали и, отнимая злобность у его сатиры, позволили ему создать оригинальнейшее его произведение: *Кузнечик-музыкант*. Чтобы ярче представить сущность жизни, поэты иногда продолжают ее линии в ту или другую сторону. Так, Дант вымотал все человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего ада; Полонский, наоборот, стянул и сжал обычное содержание человеческого существования в тесный мирок насекомых. Данту пришлось над мраком своего ада воздвигнуть еще два огромных мира - очищающего огня и торжествующего света; Полонский мог вместить очищающий и просветляющий моменты в тот же уголок поля и парка. Пустое существование, в котором все действительно мелко, а все высокое есть иллюзия, - мир человекообразных насекомых или насекомообразных людей - преобразуется и просветляется силою чистой любви и бескорыстной скорби. Этот смысл сосредоточен в заключительной сцене (похороны бабочки), производящей, несмотря на микроскопическую канву всего рассказа, то очищающее душу впечатление, которое Аристотель считал назначением трагедии. К лучшим произведениям Полонского относится *Кассандра* (за исключением двух лишних пояснительных строф - IV и V, ослабляющих впечатление). В больших поэмах Полонского из современной жизни (человечьей и собачьей), вообще говоря, внутреннее значение не соответствует объему. Отдельные места и здесь превосходны, например: описание южной ночи (в поэме *Мими*), в особенности звуковое впечатление моря: И на отмели песчаны Точно сыплет жемчугами Перекатными; и мнится, Кто-то ходит и боится Разрыдаться, только точит Слезы, в чью-то дверь стучится, То шурша, назад волочит По песку свой шлейф, то снова Возвращается туда же... В позднейших произведениях Полонского явственно звучит религиозный мотив, если не как положительная уверенность, то как стремление и готовность к вере: *Блажен, кому дано два слуха - кто и церковный слышит звон, и слышит вечный голос Духа*. Последнее собрание стихотворений Полонского достойно заканчивается правдивым поэтическим рассказом: *Мечтатель*, смысл которого в том, что поэтическая мечта рано умершего героя оказывается чем-то очень реальным. Независимо от стремления к положительной религии, Полонский в своих последних произведениях заглядывает в самые коренные вопросы бытия. Так, его поэтическому сознанию становится ясной тайна времени - та истина, что время не есть создание нового по существу содержания, а только перестановка в разные положения одного и того же существенного смысла жизни, который сам по себе есть вечность (стихотворение *Аллегория*, яснее - в стихотворении *То в темную бездну, то в светлую бездну* и всего яснее и живее - в стихотворении *Детство нежное, пугливое*). Кроме больших и малых стихотворений Полонский написал несколько обширных романов в прозе: *Признания Сергея Чалыгина* (СПб., 1888), *Крутые горки* (СПб., 1888), *Дешевый город* (СПб., 1888), *Нечаянно* (М., 1844). Его юмористическая поэма *Собаки* издана в 1892 г. (СПб.). Сборники стихотворений Полонского: *Гаммы* (1844), *Стихотворения 1845 г.* (1846), *Сазандар* (1849), *Несколько стихотворений* (1851), *Стихотворения* (1855), *Оттиски* (1860), *Кузнечик-музыкант* (1863), *Разлад* (1866), *Снопы* (1871), *Озими* (1876), *На закате* (1881), *Стихотворения 1841 - 85 г.* (1885), *Вечерний звон* (1890). Полное собрание сочинений Полонского издано в 1896 г. в 5 томах. Собрание сочинений изд. в 1869 г. в 3 т., в 1886 г. - в 10 т. Ср. о Полонском Белинский *Сочинения* (том X); Добролюбов (том III); Эдельсон в *Библиотеке для Чтения* (1864, № 6); Арсеньев *Критические этюды* (том II); Страхов в *Заре* (1871, № 9); Кельсиев во *Всемирном Труде* (1868, № 9); *Исторический Вестник* (1887, № 5); Вл. Соловьев в *Ниве* (1896, № 2 и 6); Я.П. Полонский *Рецензент Отечественных Записок и ответ ему* (СПб., 1871, брошюрка); Евг. Гаршин *Поэзия Я.П. Полонского* (СПб., 1887); Перцов *Философские течения в русской поэзии*. Влад. Соловьев. Умер 18 октября 1898 г. См. также статьи: Айхенвальд Юлий Исаевич ; Аксаков Иван Сергеевич ; Арсеньев Константин Константинович ; Ашарин Андрей Александрович ; Бардина Софья Илларионовна ; Бенедиктов Владимир Григорьевич ; Благосветлов Григорий Евлампиевич ; Бобрищев-Пушкин Александр Михайлович ; Генкель Вильгельм (Василий Егорович) ; Добролюбов Николай Александрович ; Жемчужников Алексей Михайлович ; Константин Константинович (великий князь) ; Куинджи Архип Иванович ; Майков Аполлон Николаевич ; Мей Лев Александрович ; Миллер Орест Федорович ; Плетнев Петр Александрович ; Россия, разд. Русская литература (1848 - 1855) ; Соловьев Владимир Сергеевич ; Шеншин Афанасий Афанасьевич (Фет) .

Смотреть больше слов в «Большом российском биографическом словаре»

ПОЛОТЕБНОВ АЛЕКСЕЙ ГЕРАСИМОВИЧ →← ПОЛОНСКИЙ ЛЕОНИД АЛЕКСАНДРОВИЧ

Смотреть что такое ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ в других словарях:

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Iодин из главных русских поэтов послепушкинской эпохи, род. 6 декабря 1820 г. в Рязани, сын чиновника; учился в местной гимназии, потом в Московском ун... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Полонский Яков Петрович [6(18).12.1819, Рязань, ‒ 18(30).10.1898, Петербург, похоронен в Рязани], русский поэт. Родился в семье бедного чиновника. Окон... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Полонский Яков Петрович — один из главных русских поэтов послепушкинской эпохи, род. 6 декабря 1820 г. в Рязани, сын чиновника; учился в местной гимназии, потом в Московском унив., где его товарищами были Фет и С. М. Соловьев. По окончании курса П. в качестве домашнего учителя провел несколько лет на Кавказе (1846—52), где был помощником ред. "Закавказ. вестн." и за границею. В 1857 г. женился, но скоро овдовел; во второй раз 1866 г. женился на <i>Жозефине Антоновне Рюльман </i> (скульптор-любительница, известная, между прочим, бюстом Тургенева, поставленным в Одессе). По возвращении в Россию он долго служил цензором в Комитете иностранной цензуры; с 1896 г. состоит членом совета Главного управления по делам печати. — В совокупности стихотворений П. нет той полной гармонии между вдохновением и размышлением и того убеждения в живой действительности и превосходстве <i>поэтической </i>истины сравнительно с мертвящей рефлексией, какими отличаются, напр., Гёте, Пушкин, Тютчев. П. был очень впечатлителен и к тем движениям новейшей мысли, которые имели антипоэтический характер: во многих его стихотворениях преобладает прозаичность и рассудочность; но там, где он отдается чистому вдохновению, мы находим у него образцы сильной и своеобразной поэзии. Типичные стихотворения П. имеют ту отличительную черту, что самый процесс вдохновения — переход или порыв из обычной материальной и житейской среды в область поэтической истины — <i>остается ощутительным.</i> Обыкновенно в поэтических произведениях дается готовый результат вдохновения, а не самый подъем его, остающийся скрытым, тогда как у П. он чувствуется иногда в самом звуке его стихов, например: То не ветер — вздох Авроры Всколыхнул морской туман... В одном из первых по времени стихотворений П. как будто заранее очерчены область и характер его поэзии: Уже над ельником из-за вершин колючих Сияло золото вечерних облаков Когда я рвал веслом густую сеть плавучих Болотных трав и водяных цветов. От праздной клеветы и злобы черни светской В тот вечер наконец мы были далеко И смело ты могла с <i>доверчивостью детской </i> Себя высказывать свободно и легко. И голос твой пророческий был сладок Так много в нем дрожало тайных слез И мне пленительным казался <i>беспорядок </i> Одежды <i>траурной</i> и светло-русых кос. Но грудь моя тоской невольною сжималась Я в глубину глядел, где тысячи корней Болотных трав невидимо сплеталось Подобно тысяче живых зеленых змей. И мир иной мелькал передо мною Не тот прекрасный мир, в котором ты жила... И жизнь казалась мне суровой глубиною С поверхностью, которая светла. "Пленительным беспорядком" отличаются произведения П.; есть в них и "траур" по мирскому злу и горю, но голова его музы сияет отражением небесного света; в ее голосе смешиваются тайные слезы переживаемого горя с пророческою сладостью лучших надежд; чувствительная — быть может, даже слишком — к суете и злобе житейской, она стремится уйти от них " за колючие вершины земли" "в золотые облака" и там "высказывается свободно и легко, с доверчивостью детской". Исходя из противоположности между тем прекрасным и светлым миром, где живет его муза, и той "суровой глубиной" действительной жизни, где сплетаются болотные растения зла своими "змеиными корнями", П. не остается (подобно Фету) при этом дуализме; не отворачиваясь безнадежно от темной действительности, не уходя всецело в мир чисто поэтических ощущений и созерцаний, он находит примирение между этими двумя областями в той идее, которая уже давно носилась в воздухе, но вдохновляла более мыслителей и общественных деятелей, нежели поэтов. У П. в самое художественное его настроение входит эта идея <i>совершенствования</i>, или <i>прогресса.</i> Хотя он не видит в истории тех определенных положительных идеалов (христианского царства), в которые верил Тютчев, но она не есть для него, как для шопенгауэрианца Фета, только "торжище развратной толпы", "буйной от хмеля преступлений": он слышит в ней "глагол, в пустыне вопиющий, неумолкаемо зовущий: о <i>подними</i> свое чело... чтоб жизнь была тебе понятна, или <i>вперед</i> и невозвратно... туда, где <i>впереди</i> так много сокровищ спрятано у Бога". Та безмятежно блаженная красота, которая открывается поэтическому созерцанию природы, должна будет открыться и в жизни человечества, как конец ее борьбе и тревогам; "верь знаменованью — нет конца стремленью, есть конец страданью!" Бодрое чувство упования на лучшую будущность внушается П. не одними "знамениями" природы, но и историческими переменами (напр. стих. "На корабле", напис. в 1856 г.). Надежды на спасение "родного корабля" поэт не отделяет от веры в общее всемирное благо. Широкий дух всечеловечности, исключающей национальную вражду, свойствен более или менее всем истинным поэтам; из русских он всех решительнее и сознательнее выражается, после А. Толстого, у П., особенно в двух стихотворениях, посвященных Шиллеру (1859 г.) и Шекспиру (1864 г.). Не примыкая к радикальным общественным движениям своего времени, П. относился к ним с сердечною гуманностью, особенно <i>к</i> жертвам искреннего увлечения (напр. стих. "Что она мне — не сестра, не любовница"). Вообще, храня лучшие заветы Пушкина, П."пробуждал лирой добрые чувства" и "милость к падшим призывал". — В ранние годы надежды поэта на лучшую будущность для человечества были связаны с его юношескою безотчетной верой во всемогущество науки: Царство науки не знает предела Всюду следы ее вечных побед — Разума слово и дело Сила и свет. ....................................... Миру как новое солнце сияет Светоч науки, и только при нем Муза чело украшает Свежим венком. Но скоро поэт отказался от культа науки, познающей то, что <i>бывает</i>, а не творящей то, что <i>должно</i> быть; его муза внушила ему, что "мир с могущественной ложью и с бессильною любовью" может быть перерожден лишь "иною, вдохновляющей силой" — силой нравственного труда при вере "в Божий суд, или в Мессию": С той поры, мужая сердцем Постигать я стал, о Муза Что с тобой без этой веры Нет законного союза. Вместе с тем П. решительнее прежнего высказывает убеждение, что настоящий источник поэзии есть объективная красота, в которой "сияет Бог" (стих. "Царь-Девица"). Лучшие и наиболее типичные из небольших стихотворений П. ("Зимний путь", "Качка в бурю", "Колокольчик", "Возвращение с Кавказа", "Пришли и стали тени ночи", "Мой костер в тумане светит", "Ночью в колыбель младенца" и др.) отличаются не столько идейным содержанием, сколько силою непосредственного задушевного лиризма. Индивидуальную особенность этого лиризма нельзя определить в понятиях; можно указать только некоторые общие признаки, каковы (кроме упомянутого в начале) соединение изящных образов и звуков с самыми реальными представлениями, затем смелая простота выражений, наконец — передача полусонных, сумеречных, слегка бредовых ощущений. В более крупных произведениях П. (за исключением безупречного во всех отношениях "Кузнечика-музыканта") очень слаба архитектура: некоторые из его поэм не достроены, другие загромождены пристройками и надстройками. Пластичности также сравнительно мало в его произведениях. Зато в сильной степени обладают они свойствами музыкальности и живописности, последнею — особенно в картинах кавказской жизни (прошлой и настоящей), которые у П. гораздо ярче и живее, чем у Пушкина и Лермонтова. Помимо исторических и описательных картин, и собственно лирические стихотворения, вдохновленные Кавказом насыщены у П. настоящими местными красками (напр. "После праздника"). Благородные, но безымянные черкесы старинного романтизма бледнеют перед менее благородными, но зато живыми туземцами у П., вроде татарина Агбара или героического разбойника Тамур-Гассана. Восточные женщины у Пушкина и Лермонтова бесцветны и говорят мертвым литературным языком; у П. их речи дышат живой художественною правдой: Он у каменной башни стоял под стеной И я помню: на нем был кафтан дорогой и мелькала под красным сукном Голубая рубашка на нем... ........................................ Золотая граната растет под стеной; Всех плодов не достать никакою рукой; Всех красивых мужчин для чего Стала б я привораживать!.. ........................................ Разлучили, сгубили нас горы, холмы Эриванские! Вечно холодной зимы Вечным снегом покрыты оне!.. ................................Обо мне В той стране, милый мой, не забудешь ли ты? Хотя к кавказской жизни относится и личное признание поэта: "Ты, с которой так много страдания терпеливой я прожил душой" и т. д., но как итог молодости он вынес бодрое и ясное чувство духовной свободы: Душу к битвам житейским готовую Я за снежный несу перевал... .............................................. Все, что было обманом, изменою Что лежало на мне словно цепь, — Все исчезло из памяти — с пеною Горных рек, выбегающих в степь. Это чувство задушевного примирения, отнимающего у "житейских битв" их острый и мрачный характер, осталось у П. на всю жизнь и составляет преобладающий тон его поэзии. Очень чувствительный к отрицательной стороне жизни, он не сделался, однако, пессимистом. В самые тяжелые минуты личной и общей скорби для него не закрывались "щели из мрака к свету", и хотя через них иногда виделось "так мало, мало лучей любви над бездной зла", но эти лучи никогда для него не погасали и, отнимая злобность у его сатиры, позволили ему создать оригинальнейшее его произведение "Кузнечик-музыкант". Чтобы ярче представить сущность жизни, поэты иногда продолжают ее линии в ту или в другую сторону. Так, Дант вымотал все человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего ада; П., наоборот, стянул и сжал обычное содержание человеческого существования в тесный мирок насекомых. Данту пришлось над мраком своего ада воздвигнуть еще два огромные мира — очищающего огня и торжествующего света; П. мог вместить очищающий и просветляющий моменты в тот же уголок поля и парка. Пустое существование, в котором все действительное мелко, а все высокое есть иллюзия, — мир человекообразных насекомых или насекомообразных людей — преобразуется и просветляется силою чистой любви и бескорыстной скорби. Этот смысл сосредоточен в заключительной сцене (похороны бабочки), производящей, несмотря на микроскопическую канву всего рассказа, то очищающее душу впечатление, которое Аристотель считал назначением трагедии. К лучшим произведениям П. относится "Кассандра" (за исключением двух лишних пояснительных строф — IV и V, ослабляющих впечатление). В больших поэмах П. из современной жизни (человечьей и собачьей), вообще говоря, внутреннее значение не соответствует объему. Отдельные места и здесь превосходны, напр. описание южной ночи (в поэме "Мими"), в особенности звуковое впечатление моря: И на отмели песчаны Точно сыплет жемчугами Перекатными; и мнится <i> Кто-то ходит и боится Разрыдаться</i>, <i> только точит Слезы</i>, <i> в чью-то дверь стучится То</i>, <i> шурша</i>, <i> назад волочит По песку свой шлейф</i>, то снова Возвращается туда же... В позднейших произведениях П. явственно звучит религиозный мотив, если не как положительная уверенность, то как стремление и готовность к вере: "Блажен, кому дано два слуха — кто и церковный слышит звон, и слышит вещий голос Духа". Последнее собрание стихотворений П. достойно заканчивается правдивым поэтическим рассказом "Мечтатель", смысл которого в том, что поэтическая мечта рано умершего героя оказывается чем-то очень реальным. Независимо от стремления к положительной религии П. в своих последних произведениях заглядывает в самые коренные вопросы бытия. Так, его поэтическому сознанию становится ясною тайна <i> времени — </i>та истина, что время не есть создание нового по существу содержания, а только перестановка в разные положения одного и того же существенного смысла жизни, который сам по себе есть вечность (стих. "Аллегория", яснее — в стихотв. "То в темную бездну, то в светлую бездну" и всего яснее и живее — в стихотв. "Детство нежное, пугливое"). Кроме больших и малых стихотворений, П. написал несколько обширных романов в прозе: "Признания Сергея Чалыгина" (СПб., 1888), "Крутые горки" (СПб., 1888), "Дешевый город" (СПб., 1888), "Нечаянно" (М., 1844). Его юморист. поэма "Собаки" изд. в 1892 г. (СПб.). Сборники стихотв. П. "Гаммы" (1844), "Стихотв. 1845 г." (1846), "Сазандар" (1849), "Несколько стихотворений" (1851), "Стихотворения" (1855, "Оттиски" (1860), "Кузнечик-музыкант" (1863), "Разлад" (1866), "Снопы", (1871), "Озими" (1876), "На закате (1881) "Стихотворения 1841—85 г." (1885). "Вечерний звон" (1890). Полное собр. стихотворений П. изд. в 1896 г. в 5 т. Собрание сочинений изд. в 1860 г. в 3 т., в 1886 г. — в 10 т. Ср. о П. Белинский, "Сочин." (т. X); Добролюбов (т. III); Эдельсон, в "Библиотеке для чтения" (1864, № 6); Арсеньев, "Критические этюды" (т. II); Страхов, в "Заре" (1871, № 9); Кельсиев, во "Всемирном труде" (1868, № 9); "Историческом вестнике" (1887, № 5); Вл. Соловьев, в "Ниве" (1896, № 2 и 6); Я. П. Полонский, "Рецензент Отечественных Записок и ответ ему" (СПб., 1871, брошюрка); Евг. Гаршин, "Поэзия Я. П. Полонского" (СПб., 1887); Перцов, "Философские течения в русской поэзии". <i> Вл. Соловьев. </i><br><br><br>... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

(1819 — 1898) Русский поэт и писатель. Автор поэтических книг «Гаммы», «Стихотворения 1845 года», «Сазандар», «Стихотворения», «Оттиски», «Снопы», «Оз... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

ПОЛ́́ОНСКИЙ Яков Петрович (1819—98), рус. поэт. В 1838—44 вошел в круг молодых литераторов, знакомых Л. или заинтересованных его творчеством (А. А. Гри... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Полонский Яков Петрович       (1819—1898), поэт, автор известных стихотворений и романсов: «Дорога», «Зимний путь», «Песня цыганки» (стала народно... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Полонский (Яков Петрович) - один из главных русских поэтов послепушкинской эпохи, родился 6 декабря 1820 г. в Рязани, сын чиновника; учился в местной гимназии, потом в Московском университете, где его товарищами были Фет и С.М. Соловьев . По окончании курса Полонский, в качестве домашнего учителя, провел несколько лет на Кавказе (1846 - 52), где был помощником редактора "Закавказского Вестника" и за границей. В 1857 г. женился, но скоро овдовел; во второй раз в 1866 г. женился на Жозефине Антоновне Рюльман (скульптор-любительница, известная бюстом Тургенева , поставленным в Одессе). По возвращении в Россию он долго служил цензором в комитете иностранной цензуры; с 1896 г. состоит членом совета главного управления по делам печати. В совокупности стихотворений Полонского нет той полной гармонии между вдохновением и размышлением и того убеждения в живой действительности и превосходстве поэтической истины сравнительно с мертвящей рефлексией, каким отличаются, например, Гете, Пушкин , Тютчев . Полонский был очень впечатлителен и к тем движениям новейшей мысли, которые имели антипоэтический характер: во многих его стихотворениях преобладает прозаичность и рассудочность; но там, где он отдается чистому вдохновению мы находим у него образцы сильной и своеобразной поэзии. Типичные стихотворения Полонского имеют ту отличительную черту, что самый процесс вдохновения - переход или порыв из обычной материальной и житейской среды в область поэтической истины - остается ощутительным. Обыкновенно в поэтических произведениях дается готовый результат вдохновения, а не самый подъем его, остающийся скрытым, тогда как у Полонского он чувствует иногда в самом звуке его стихов, например:<br>... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

ПОЛО́НСКИЙ Яков Петрович (1819—98), русский поэт. Лирика, в т. ч. «Затворница» (1847, стало нар. песней), «Ночь» (1851), «Песня цыганки» (1853, стала н... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Полонский Яков Петрович (1820-1898) - русский поэт. Работал в самых различных жанрах, от эпической поэмы до газетного сатирического фельетона. Один из псевдонимов - Олиц. С Ф. М. Достоевским сблизился в 1861 г., тогда в журнале "Время" были напечатаны роман Полонского в стихах "Свежее преданье" и несколько заметок и рассказов. На стихи Я. П. Полонского написан один из самых известных романсов П. И. Чайковского - "Ночь", а написанное им "Мой костер в тумане светит" стало народной песней. А. П. Чехов, с которым Я. Полонский познакомился в 1887 г. в Петербурге, посвятил ему рассказ "Счастье".... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

Полонский, Яков Петрович (6 дек. 1820, Рязань — 18 окт. 1898) — поэтПсевдонимы: А. М.; —ий, Я.; Медиум Давид Долгоглазов; Олиц; П.; Пол., Я.; Пол..., ... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ

ПОЛОНСКИЙ Яков Петрович (1819-98) - русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1886). Лирические стихи (многие из них положены на музыку и стали народными песнями - "Песня цыганки", "Затворница" и др.), поэмы (в т. ч. шуточная поэма-сказка "Кузнечик-музыкант", 1859), повести, романы.<br>... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ (181998)

ПОЛОНСКИЙ Яков Петрович (1819-98), русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1886). Лирические стихи (многие из них положены на музыку и стали народными песнями - "Песня цыганки", "Затворница" и др.), поэмы (в т. ч. шуточная поэма-сказка "Кузнечик-музыкант", 1859), повести, романы.... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ (181998)

ПОЛОНСКИЙ Яков Петрович (1819-98) , русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1886). Лирические стихи (многие из них положены на музыку и стали народными песнями - "Песня цыганки", "Затворница" и др.), поэмы (в т. ч. шуточная поэма-сказка "Кузнечик-музыкант", 1859), повести, романы.... смотреть

ПОЛОНСКИЙ ЯКОВ ПЕТРОВИЧ (ДОПОЛНЕНИЕ К СТАТЬЕ)

Полонский Яков Петрович (дополнение к статье) — поэт: ум. 18 октября 1898 г.

T: 146